Нет, я не оговорился, именно «зачем», а не «почему». Вопрос «почему» относится к причине», «зачем» – к цели. Спрашивать «почему» относительно зла бессмысленно, поскольку у зла причины нет. Окончательной, абсолютной причины, такой, как у добра, ибо причина всякого добра, в конечном счёте, Бог: Он его сотворил и продолжает творить, исходя из собственной благой природы, тогда как зла Бог не делал и не делает: «Бог не сотворил смерти и не радуется погибели живущих» (Прем 1,13)…
Здесь под смертью можно понимать олицетворение всякого зла, которого Бог не сотворил и которому не радуется. Вот почему незачем спрашивать относительно зла «почему». Нет, у любого конкретного зла могут найтись какие-то причины, а у тех, соответственно, свои, но никогда эту цепочку причинно-следственных связей не удастся протянуть до бесконечности, до Самого Бога, как до первопричины. Максимум, до чего можно дойти, это до первородного греха, а причины совершать его у человека не было. Только возможность и желание. Желание сегодня многими воспринимается, как достаточная причина для поступка, нередко – как единственная. Но это уже свинство. Даже выбирая между чаем и кофе, яблоком или грушей, необходимо руководствоваться не только вкусом и удовольствием, но и соображениями здоровья или такта. При таком отношении сфера свободного выбора неизбежно суживается, но человеку в его нынешнем состоянии это необходимо и полезно. Недаром пост является существенным элементом в любой религии.
Столкнувшись со злом, человек недоумевает: как это может быть? Почему?! Или часто: за что?! – И начинает искать ответы у себя в прошлом, или у ближнего… Но так ответа не найти. Ответ содержится не в прошлом, а в будущем, и потому спрашивать надо не «почему» и «за что», но «зачем» и «для чего»?
Характерная ошибка: сводить сегодняшнее зло к последствиям какого-то греха, в конечном счёте первородного. Но первородный грех, будучи беспричинным, сам окончательной причиной быть не может. Настоящая причина та, которая делает следствие неизбежным. Бог благ, поэтому в мире неизбежно есть добро. Но первородного греха могло не быть, и тогда никакого зла в нашем мире тоже бы не было. Иначе говоря, настоящая причина безусловна. Тогда как зло всегда условно, и, значит, лишено абсолютного существования.
Эту ошибку совершили друзья Иова: они старательно пытались доказать, что Иов пострадал за свои грехи. Бог наказал тебя, значит, ты согрешил! – настаивали они сутками напролёт. И при этом богохульствовали, из самых лучших побуждений. Ведь они включали Бога в причинно-следственную связь, делали Его реакцию на грех неизбежной, делали Его заложником человеческого поведения! Так, словно Иов своим (гипотетическим) грехом попросту вынуждает Бога реагировать определённым образом! Вот в чём порок всех богословских попыток оправдания Бога перед лицом мирового зла: «Бог допускает зло, потому что…» – Нет, вовсе не потому! Не «потому, что», а «для того, чтобы»… И разница тут очень велика.
Для чего Бог допустил страдания невинного Иова? – Чтобы вознаградить его, причём неимоверно! Получить новых детей взамен погибших с нашей точки зрения вознаграждение сомнительное. Но, во-первых, в дохристианском мире личностные измерения были недоразвиты, и получить новых детей вместо утраченных воспринималось тогда почти что, если не полностью, в той же системе координат, что и получить новые стада и табуны взамен похищенных. А если новые здоровее и многочисленнее прежних, то и запинаться не на чем! Ведь «не было на всей земле таких прекрасных женщин, как дочери Иова» (Иов 42,15). Но главное не в этом. Иов удостоился лицезрения Божьего Величия так, как ни один мистик до него, и, возможно, ни один после. И это было сверхдостаточным вознаграждением, по крайней мере, с точки зрения самого Иова. Ибо Иов осознал, что созерцание Бога – это и есть смысл, средоточие и цель нашего существования.
Так для чего же тогда зло, для чего Бог терпит грех, начиная с первородного, не вмешивается, не предотвращает, тем самым берёт на Себя ответственность за все мучительные безобразия на свете, делит её с самыми мерзкими мерзавцами и негодяями?
Чтобы ответить, нам надо посмотреть, а что мы получили в результате? – Иов получил стада, прекрасных сыновей и дочерей, а главное, созерцал Величие Бога. Ну, а мы? – Мы получили нечто неимоверно большее: не Величие Божие мы созерцали, как Иов, и не Славу Божию, как Моисей; нам сделалось доступным лицезрение Самого Бога!
«Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин 1,18).
Но неужели невозможно было явить нам Себя как-то иначе, не так мучительно, не так болезненно? – Наверное, возможно, однако ведь решал не Бог, решали мы! А Бог не помешал, поскольку как иначе Он бы смог явить нам Себя на кресте? Как иначе Он бы смог нам показать всю безмерную, всю бесконечную силу Своей любви? – Вот почему Он воспользовался нашим грехом, допустил, а не предотвратил его (здесь «почему», поскольку речь уже о добре, а не о зле). Вот почему Он терпит столько зла доселе. Вот почему Блаженный Августин воскликнул, и за ним восклицает вся Церковь на Пасхальной вигилии:
O felix culpa, quæ talem ac tantum méruit habére Redemptórem! – О счастливая вина, которая сподобилась иметь Такого Искупителя!
Получается, таким образом, что Бог не пресекает зла, поскольку может обратить его в гораздо большее добро. Недаром говорит Мефистофель у Гёте: «Я часть той силы, что вечно хочет зла, и вечно совершает благо». Это не оправдание злой воли, ибо Бог «судит помышления и намерения сердечные» (Евр 4,12). Но в этом – искупление нашей вины.
O felix culpa!