Святой или хороший?

 Недавно в нашем приходе прошли реколлекции. Проводил их о. Пётр Павлюкевич, и рассказал при этом любопытную историю из времён, когда он ещё был семинаристом. К ним тогда приехал «странствующий проповедник» из Японии, мирянин, что значит, без духовного сана, однако авторитетный даже среди сановитых, иначе бы в семинарию не позвали. И вот, выступая перед семинаристами, а их там собралось довольно много, человек восемьдесят, он предложил:

– Поднимите руку, кто из вас считает себя святым!

Семинаристы захихикали, заулыбались, ни одна рука, естественно, не поднялась.

– Тогда ты, – проповедник ткнул пальцем в первого попавшегося семинариста в перед­нем ряду, – ты считаешь себя святым?

– Ну, я стараюсь… – замялся смущённый парень.

– Ладно, – сказал проповедник, – тогда сейчас постарайся, пожалуйста, встать.

Семинарист послушно встал.

– Не годится! – заявил проповедник. – Садись и постарайся встать снова.

Парень сел, снова встал и вновь услышал:

– Не годится! Я не говорил тебе: «встань», я говорил: «постарайся встать»!

– Но ведь если я стараюсь, то я уже встаю! – недоумённо промолвил семинарист.

– Вот и со святостью точно так же! Если стараешься, ты уже святой!

Действительно, если стараться на самом деле, а не просто пыхтеть, изображая усилия, то «постараться встать» и «встать» для здорового несвязанного человека это одно и то же.

А со святостью? – А со святостью то же самое! Если на самом деле молиться, добро­совестно и регулярно исповедоваться, достойно принимать святое причастие, иными слова­ми, находиться в состоянии освящающей благодати, то это и значит: быть святым.

Пример, безусловно, замечательный, и всё же никуда не деться от недоумения: да, освящающая благодать, конечно, кто о ней не слышал, и с исповедью всё понятно, вон какой длиннющий хвост к конфессионалу, однако неужели всё так просто? Неужели все мы тут прямо-таки святые? И следует, конечно, разобраться с этим недоумением.

Загвоздка в том, что когда мы говорим «святой», мы представляем себе кого-нибудь из «состоявшихся» святых, людей, прославленных Церковью, отмеченных заслугами, значи­тельными деяниями, нередко чудесами. Когда же мы зовём кого-нибудь «святым» в быту, это значит, что данный человек нам нравится своею добротой, отзывчивостью, жертвенностью. Точно так же, когда мы произносим слово «яблоко», мы имеем в виду нечто румяное, увеси­стое, такое, что приятно подержать в руке, не только надкусить. Но ведь любая маленькая за­вязь на ветке яблони, любое крошечное, кислое, незрелое яблочко всё равно яблоко, такое же, как и то, созревшее и привлекательное. Зрелость, привлекательность, сладость это свойства яблока, но не они делают яблоко яблоком. Так и доброта, отзывчивость, жертвенность это свойства святости, но не они делают святость святостью. Или иначе: моральные достоинства присущи святости, как сладость и красота присущи яблоку, однако для этого и яблоку, и свя­тости следует созреть. Но как нельзя сказать про незрелое яблоко, что оно не яблоко, так и про незрелую святость нельзя сказать, что она не святость. Святым ты становишься с момен­та святого крещения, как человеком ты становишься с момента твоего зачатия, и хотя челове­ческому зародышу далеко ещё до полноценного человека, а новоокрещённому до полно­ценного святого, но ни человеческого достоинства, ни достоинства святости ни у того, ни у другого отнимать недопустимо.

В чём же тогда суть святости, то, что делает её святостью, как «яблочность» делает яблоко яблоком, а «человечность» делает человека человеком? Яблочность это следствие принадлежности к яблочному роду, а человечность – к роду человеческому. Это биологиче­ские категории, а святость? – А святость это категория духовная, которая хотя и бывает связа­на с категориями психологическими (добродетели) и даже биологическими (чудеса), но всё-таки в корне от них отличается и не ими определяется. Так что же она такое, святость? – Да­вайте поищем ответ в Священном Писании.

Как ни удивительно, но в целой книге Бытия слово «святость», «святой» не встречает­ся ни разу. Ни праведный Авель, ни Енох, ни Ной святыми не называются, о них говорится только, что они «ходили пред Господом». Первое слово с этим корнем появляется только в книге Исхода, в сцене, где Бог является Моисею из пылающего куста:

«Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает. Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я, (Господи)! И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая» (Исх 3,3-5).

Почему вот этот клочок земли, место на котором стоял Моисей, был святым? Чем он отличался ото всей остальной земли в Синайской пустыне? Цветом, вкусом, запахом, нефте­носными залежами? – Вовсе нет! И цветом, и вкусом, и химическим составом эти песок и камни и глина и чахлые колючки ничем от всего остального в Синайской пустыне не отлича­лись. Отличие этого места не физическое и не химическое, оно духовное. Это место свято просто потому, только потому, что Бог его избрал для Своего присутствия. Первое значение корня «свят» (кадеш) – отделённый, обособленный. То свято, что Бог избрал и отделил для Себя, будь то земля, будь то животное, будь то человек. А коли ты избран, тебе уже присуща святость, как яблоку яблочность, а человеку человечность.

Не наше дело – вдаваться в мотивы такого избрания. «Будьте святы, ибо Я свят» – и блажен, кто услышал этот призыв. «Будьте», а не «старайтесь». Если ты избран, стараться тебе нужно не о том, чтобы приобрести святость, но лишь о том, чтобы её не утратить. Если ты не человек, как ни старайся, человеком не станешь, и даже яблоком не станешь, если ты уже не яблоко. Так и святым не стать тому, кто уже не избран и не свят. Зато обратный ход имеется: яблоко может сгнить, человек озвереть, а святой сделаться грешником. И только здесь должна быть точка приложения наших стараний. Не «я стараюсь стать святым», но «я стараюсь не утратить свою святость». А дальше она сама будет расти и развиваться, как зреет яблоко и вырастает человек.

Поэтому не надо думать, что святой это непременно тот, кто уже хороший (кстати, можно выглядеть очень даже хорошим, но при этом не быть святым). И тем более, не следует думать, что раз я святой, значит, я хороший. Это как если бы синайская земля под подошвами Моисея возомнила о себе, что она лучше всей остальной синайской земли. Я святой не пото­му, что я хороший, а потому, что Бог меня избрал, но зато я теперь уже не просто прах и гли­на, из которой сотворён, а «земля святая».