«Предпоследним» я называю своё собственное время, то, которое проживаю сам, лично, а не время своей эпохи, о котором узнаю из интернета, или время своей страны либо общества, с которым сталкиваюсь более-менее непосредственно.
Можно ещё назвать его «внутренним» временем, в отличие от времени внешнего, т. е. общественного. Общественное время всегда последнее, потому что «создано смертью» и является производным от греха, первородного и всех последующих. С личным временем дело обстоит несколько сложнее, вот почему между ним и окончательным, последним «внешним» временем сохраняется зазор, которым следует воспользоваться, сделать как бы глубокий вдох перед прыжком в холодную воду.
Дело в том, что внутреннее время сопряжено со грехом не полностью; в человеческих по-ступках, внутренних и внешних, есть место не только греху, страстям и безобразиям, но также любви, добродетели и благородству. И на внутреннее состояние человека они спо-собны повлиять гораздо больше, чем на общественные отношения. Сущность и цель об-щественных отношений – равновесие. Цель и задание общества – уравновесить беды и опасности. Пришли враги? – Уравновесим армией. Люди воруют? – Уравновесим полици-ей. Землетрясение? – Уравновесим службой помощи и страховыми фондами. И так далее. Речь не о том, насколько это удаётся. Речь о том, что ничего другого у общества удаваться попросту не должно. Всякие попытки установления «всеобщего счастья» общественными методами ничем, кроме концлагеря и гильотины, завершиться не могут.
Счастье может быть только личным, и не дело общества его устанавливать. Его задача другая: помогать по возможности избегать катастроф, преступлений и злоупотреблений или хотя бы сглаживать их последствия. А без греха ничего этого не было бы, включая катастрофы, вот почему все общественные установления и устремления по самой своей сути временные: когда не станет греха, они сами собой отомрут за ненадобностью. Пото-му и время «внешнее», общественное, является последним, хотя бы в том смысле, что за ним ничего не последует. Другое дело время личное, за ним последует жизнь вечная.
О «жизни вечной» в Евангелии говорится, как о «Царстве», но Царстве Божием, а не цар-стве, как общественном установлении. У Бога речи нет о равновесии: Он один имеет всё, а остальные – ничего, даже своего собственного бытия, существования, но получают всё от Бога. Это не общество, но общение, не взаимодействие независимых элементов, но причащение несуществующего к существующему, к Сущему.
Это причащение происходит не только мистически, во время сакраментального прича-стия, но и психологически, когда мы, выполняя «вторую наибольшую заповедь» (ср. Мф 22,36-39), любим ближнего, «как самого себя». То, что возникает в результате, легко спу-тать с обществом, но это не общество, это община, община Церкви, или семья детей Бо-жьих.
В обществе взаимодействуют, в общине общаются. Люди взаимодействуют ради дости-жения какой-то цели, тогда как общение само по себе – цель. Одна и та же группа может одновременно заниматься и тем, и другим. Например, супругам приходится совместно достигать самых разнообразных целей: построить дом, воспитать детей, приготовить пи-щу… Но этим дело не исчерпывается, циничное «для щей люди женятся, для мяса замуж идут» упускает из виду самую суть брачных отношений: люди женятся, потому что им нужно быть друг с другом, им нужно общаться. А потом уже щи с мясом.
Уберечься от общественного полностью невозможно, да и не нужно: без щей и мяса не обойтись. Главное – не позволять «щам и мясу» замещать собою самую жизнь, пол-ностью заполнять её собою. И общественному времени полностью замещать время соб-ственной души, последнему замещать предпоследнее.
Здесь от человека требуется сугубая внимательность и осторожность: слишком легко мы поддаёмся влиянию окружения, будь то на митинге или на стадионе. Это не значит, что надо строго избегать митингов или стадионов, это значит, что даже на стадион, и тем паче на митинг нужно идти со своим, а не за чужим. Собственно, это одно из самых общих правил жизни: стараться давать своё, а не брать чужое. В этом – секрет блаженства, как раскрывает нам его Сам Господь: «Блаженнее давать, нежели принимать» (Деян 20,35). Это справедливо и на стадионе: болельщик заведомо счастливее равнодушного зеваки, даже если его любимая команда проиграла. Ведь пришёл он не просто насладиться игрой, но, главное, поддержать «своих»!
Здесь, на стадионе, разница между последним и предпоследним временем видна особенно наглядно. Игра закончилась, и больше никогда не повторится. Время её оказалось последним. Время любого события – последнее. Время всех промежутков общественного времени – последнее. Но из «последних» промежутков невозможно составить хоть что-то не последнее, из множества нулей не слепишь единицы. Другое дело – время каждого из многих тысяч зрителей, которые расходятся после игры. У них оно ещё не завершилось, оно ещё будет продолжаться, будет нести в себе и это, и множество других событий, и когда-нибудь сольётся с вечностью.